Южная Даурия лето-осень 1920 - Семенов, Унгерн, гражданская война

[Максим-78]

М.К. Макаров
На границе пространств и времён
По следам семейной легенды


Семейная легенда была более чем лаконична: «...дядю Николая расстреляли в гражданскую в Красных Казармах, а его жена Мария вместе с четырьмя детьми и слепым отцом купцом Швецовым бежала из Кяхты за границу...».
Устные предания, передаваемые из поколения в поколение, коварны. С одной стороны, относиться к ним нужно очень бережно и с уважением, ибо «нет дыма без огня». Но, невольно искаженные временем, они доходят до нас порой полными не столько ответов, сколько намеков и даже загадок. Толкование их, расшифровка напоминают, как правило, блуждание в лабиринте полном ловушек и ложных ответвелений привлекательных вначале, но быстро заводящих в тупик. Так произошло и на сей раз – попытка понять с детства известную фразу вылилась для автора в длительное и увлекательное путешествие во времени, о котором, наверное, имеет смысл рассказать.
Изначально известно лишь было, что имеется в виду Николай Константинович Токмаков. Судя по содержанию легенды, это родство представляло в советское время реальную опасность, и потому, видно, тщательно умалчивалось. С уходом же живых свидетелей прошлого, таинственный дядя превратился именно что в фигуру легендарную. Тем интереснее оказалось полное находок, открытий, невероятных знакомств исследование, результаты которого и изложены далее.

[Максим-78]

« Дядя Николай »
Фамилия Токмаков в южном Забайкалье распространенная, коренная. Косвенные данные свидетельствуют о том, что первые Токмаковы появились на Даурских землях не позднее рубежа XVII-XVIII вв. Так С.П. Крашенинников в своем дорожном журнале за июнь 1735 г. упоминает среди прочих проплываемых им по Ингоде поселений «Токмакову заимку» [1]. В материалах Комиссии Куломзина 1896-1898 гг. есть упоминание о неком жителе Акшинского поселка «старике Токмакове», со слов которого его «...предки были торговые люди из Тотьмы Вологодской губернии, переселившиеся в Сибирь по призыву <...> в 1651 году» [2]. Там же отмечается, что «поселки Акшинского округа <...> населены коренными казаками, поселившимися здесь около времени проведения границы с Китаем...» [3]. По-видимому, имеется в виду период после Буринского договора 1727 г., когда на всех дистанциях русско-китайской границы строились и заселялись казаками крепости и караулы [4].
Родословная забайкальских казаков Токмаковых прослеживается довольно полно вплоть до начала XVIII века благодаря одному уникальному документу – генеалогическому древу рода, ведущегося на протяжении уже многих поколений [5]. Наиболее ранние колена этого древа пока документально не обоснованы, однако выявленные связи хорошо согласуются с данными из нескольких независимых источников и стыкуются с изученными позже архивными материалами [6]. Исторический ареал проживания интересующих нас Токмаковых – южная Даурия, Приононье (Акша, Могойтуй, Усть-Иля, Дурулгуй).
Дед нашего героя – урядник Дурулгуевского караула Максим Петрович Токмаков родился в 1801 г. [6, д.1920]. Основанный в 1728 г. Дурулгуевский караул Чиндантурукуевской дистанции и почти сто лет спустя состоял всего-то из трех-четырех дворов: «Казаков числом почти на каждом карауле человек по десяти, и как одни из них только женатые ободворились, то и домов здесь имеется только четыре...» [7],  «Жители <...> суть Козаки, большею частию тутошние уроженцы; кроме их на всяком карауле есть еще определенное число козаков из Тунгусов. <...> Жители караулов занимаются хлебопашеством и скотоводством с немалым успехом, и потому есть между ими очень зажиточнье люди <...> Язык наиболее употребляемый жителями сказанных караулов, есть Бурятской, коим говорят и самые Тунгусы» [8].
Сын Максима Петровича Токмакова – Константин Максимович (1836-1921?) –торгующий урядник 2-ой конной бригады 3-го полка 6-й сотни Дурулгуевского караула [6, д.238], женат был на Дарье Николаевне Подшиваловой (1838-1901), урожденной станицы Старый Чиндант, и выросло у них восемь детей: Андрей, Илья, Феоктиста, Михаил, Ольга, Дарья, Татьяна, Агриппина и Николай.
Какое-то время до 1879 года Токмаковы жили в ст. Усть-Иля, после чего обосновались в ст. Могойтуй, где Константин Максимович много лет был писарем станичного правления (единственная оплачиваемая в станице должность) ибо знал грамоте и хорошо владел бурятским языком. Имел он крепкое хозяйство, большую усадьбу, занимался традиционным в этих местах скотоводством и держал торговлю не только в Могойтуе, но позднее и в Акше [9]. Причем какое-то время был доверенным по продаже механических жаток американской корпорации Интернешнл Харвестер (изначально фирмы Мак Кормик и Диринг). Дела Константина Максимовича, по-видимому, шли весьма неплохо, коли в приданое дочерям, вышедшим замуж и перебравшимся в Читу, он подарил по дому.
На сохранившемся портрете, предположительно датируемом началом ХХ в., К.М. Токмаков одет в добротное штатское платье, волосы и усы аккуратно подстрижены. Взгляд волевой, спокойный, с достоинством. Все в снимке выказывает достаток и сознание собственной социальной значимости. Явно угадываемые восточные черты лица говорят в пользу давней оседлости рода в этом приграничном районе. В первые годы заселения казаками южной Даурии смешанные браки с представительницами тунгусских племен были не редкостью [2,3].
Старшие сыновья Андрей (р.1864) и Илья (р.1866) пошли по стопам отца и с выходом на льготу после службы занялись коммерцией, навсегда осев в родных краях. В Памятных книжках Забайкальской области конца XIX в. нестроевой казак старшего разряда (впоследствии урядник ст. Могойтуй) Андрей Константинович Токмаков указан как кандидат в торговые депутаты Акши (1899-1903). А зауряд-хорунжий Илья Константинович Токмаков – почётный судья Дурулгуевской и Могойтуевской станиц 2-го военного отдела ЗКВ (1897, 1989) и почётный блюститель Могойтуевского 2-х классного училища (1914) [10].
Двое же младших сыновей Токмаковых сделали военную карьеру. Михаил (р.1870) дослужился до сотника 1-го Читинского полка ЗабКВ и в 1900 г. заведовал Войсковой шорно-седельной мастерской в Чите [10]. Что касается интересующего нас Николая, то на его судьбе мы остановимся подробнее.
Потомственный даурский казак, Николай Константинович Токмаков родился в станице Могойтуй Акшинского уезда Читинской области в 1881 г. [11] (по другим данным – в 1878 г. [12]). Получив начальное образование в станичном училище (в поздних анкетах указывал «образование домашнее» [11]), помогал отцу по хозяйству и, достигнув призывного возраста, поступил в 1-й Читинский полк ЗабКВ.
...
Высочайшим Приказом (ВП) от 6 апреля 1903 г. подхорунжий 1-го Читинского полка Токмаков Николай производится в хорунжии со старшинством в чине с 5 сентября 1902 г.
В ходе Русско-японской войны 1904-1905 гг. 1-й Читинский полк ЗабКВ воевал в Корее в составе сводного отряда генерала П.И. Мищенко.
«...28 февраля разъезд 4-й сотни 1-го Читинского полка под командованием поручика Святополк-Мирского и хорунжего Токмакова <...> был обстрелян японским караулом, а 40 японских кавалеристов попытались преследовать казачий разъезд, но Святополк-Мирской, разрушив со своими казаками мост через непроходимую вдрод реку Охутгуй, ушел  к своей сотне » [13, с.177].
«...5 мая была получена телеграмма от командующего армией с предложением пробраться в тыл <...>, чтобы определить силы противника, района его сосредоточения и степень готовности к продолжению боевых действий. Были собраны все офицеры и вызваны добровольцы для выполнения этой рискованной задачи. Вызвались идти в разведку все находящиеся в строю офицеры 1-го Читинского полка <...> В разведку были назначены из доброворльцев: штаб-ротмистр фон Брауншвейг, штабс-капитан Потоцкий, поручик Святополк-Мирский, хорунжии Токмаков и Фищев. <...> Пробравшись через густую цепь часовых, Потоцкий и Токмаков в течение 8 мая наблюдали движение обозов <...> по дороге из Шахедзы и Фынхуанчен. Убедившись, что армия Куроки сосредотачивается в районе Фынхуанчена-Пьямыня, они ночью 9 мая пошли обратно <...>. Испытав массу опасностей в тылу японцев, 11 мая Потоцкий и Токмаков благополучно вернулись к отряду, доставив важные сведения об армии Куроки.» [13, с.190-191].
В деле у Сяньдяю ранним утром 10-го июня 1904 г., когда японский отряд в составе батальона, двух орудий и двух эскадронов внезапно напал на передовую сотню полка, хорунжий Николай Токмаков был серьезно ранен в левую руку [14].

[Максим-78]

 « Купец Швецов »
Упоминаемый в семейной легенде купец Швецов не кто иной как 1-й гильдии кяхтинский купец А.В.Швецов (1841?-1912?) – один из крупнейших сибирских предпринимателей конца XIX – начала ХХ вв.
Алексей Васильевич Швецов родился в Вятской губ. в 1841 г. [15] (по другим данным в Московской губ. в 1842 г. [16]). В 1890-х гг. в Москве проживал некто Швецов Василий Алексеевич (р.1819) – купец 2-й гильдии с 1877 г., ведущий с сыновьями чайную торговлю в гостинном дворе [17, с.242]. Есть все основания предполагать, что речь идет об отце А.В. Швецова.
По окончании Московского Евангелического немецкого училища Алексей Швецов поступает на службу в занимающийся оптовыми поставками чая торговый дом «Петра Боткина Сыновья» и сразу направляется его торговым представителем в Кяхту, где Боткины имели свою закупочную чайную контору.
Быстро накопив собственный первоначальный капитал и выгодно женившись (1869) на дочери торговавшего в Кяхте вологодского купца И.Я. Спешилова, Алексей Швецов уже в 1870 г. начал самостоятельную торговлю, записавшись сразу в кяхтинские 1-й гильдии купцы. Неординарные способности и энергия помогли ему быстро занять одно из ведущих мест среди кяхтинского купечества, старшиной которого он впоследствии неоднократно избирается (1863, 1870, 1872, 1878-80).
Успешно занимаясь чайной торговлей, Швецов открывает крупные магазины в Томске, Казани, Астрахани, Нижнем Новгороде, Ивано-Вознесенске, Москве, суммарный оборот которых превышет миллион рублей [16]. Швецов торговал в Ташкенте, на Нижегородской и Ирбитской ярмарках, где неоднократно избирался рядским старостой (в 1890 г. в Ирбите им продано чая на 200 тыс.руб. [18]). По оценке И. Попова [19 с.10], к 1885 г. капитал А.В. Швецова составляет уже более 15 млн. руб. Это второе по величине состояние во всей Сибири после Я.А. Немчинова (от 17 до 48 млн. руб.).
Швецов неоднократно избирался городовым судьей (1874-1876), гласным Троицкосавской думы (1876-1896, 1899-1901), возглавлял попечительский совет ремесленного училища (1876-1780) и попечительствовал над Троицкосавской женской прогимназией (с 1874), занимался благотворительностью [15]. В 1891 г. А.В. Швецов был возведен в потомственное почетное гражданство [16].
В 1890-х гг., предчувствуя грядущее угасания кяхтинской чаеторговли, А.В. Швецов заметно расширяет сферу своей деятельности. Огромный накопленный к этому времени капитал позволяет ему приобрели ряд хлопковых плантаций в Средней Азии, недвижимость за границей (в Сан-Ремо в Италии, на Лазурном берегу во Франции) и в Москве, где А. Швецов покупает за 5 млн. руб. дома 34 на Софийской набережной и 12 по ул. Болотной – так называемое Кокоревское подворье с окнами, выходящими на Кремль. В 1909 г. А.В. Швецов основывает товарищество на вере «А.В. Швецов и сыновья» для торговли чаем, сахаром и другими товарами с объявленным капиталом в 1 млн руб. Интересно, что Швецовы практически не пользовались кредитами («за ненадобностью» [20 с.149]). Однако, собственную банковскую контору в Москве они открыли.
На парадном портрете Семьи – в центре сам патриарх А.В. Швецов, правая рука на столике с книгой, а по обеим сторонам сидят и стоят взрослые сыновья и дочери. Значительные позы, строгие со вкусом платья, серьезные взгляды. Во всем угадывается сила, характер [32].
Старший сын Швецова – Борис Алексеевич (1873-1939) – руководил московским отделением семейного Торгового дома. Потомственный почетный гражданин, член совета Московского Купеческого банка, директор Московского Товарищества чайной торговли «Василий Перлов с сыновьями», член правления Северного страхового общества, член общественного присутствия Московской казенной палаты по дополнительному промысловому налогу [21 с. 255].
Но главной сферой коммерческой деятельности Швецовых в начале ХХ в. становится пушная торговля. Из импортера чая товарищество «А.В. Швецов и сыновья» превращается в одного из крупнейших российских экспортеров пушнины. Им осуществляются прямые оптовые поставки сибирской пушнины из Кяхты через Китай морем в Лондон. Для совершения международных торговых операций была специально создана акционерная Англо-Сибирская компания с ограниченной ответственностью, возглавляемая Б.А.Швецовым. Дела же в Кяхте успешно вел младший сын А.В. Швецова – Алексей Алексеевич (1882-1921).
После объявления независимости Монголии в 1911 г., Швецовы быстро и мощно разворачивают здесь свою предпринимательскую деятельность, открыв отделения в Урге, Цзаин-Шаби, Тярятах, Ван Курене, Улясутае и Кобдо, общий оборот которых к середине 1910-х гг. уже превышал миллион рублей в год [16].

[Максим-78]

« Кяхта »
Итак, с одной стороны – торгующий урядник из глухой Забайкальской станицы, с другой – мультимиллионер с «окнами на Кремль». Каким образом в патриархальной провинции сословной России начала XX века стал возможным столь неравный брак младшего казачьего офицера с одной из наследниц мощной торговой империи? Для того, чтобы хоть немного приблизиться к ответу, нужно принять во внимание два важных обстоятельства.
Во-первых, торговая слобода Кяхта с ее обитателями сильно отличалась от патриархальной сословной России. Кяхта это не просто провинциальный городок, торговая слобода на азиатской границе в 6500 км от Петербурга. Кяхта XIX в. – это явление. Немногим более тысячи жителей и около сорока купцов первогильдийцев. Одна улица, но ведь «бульвар миллионеров». Одна церковь, но с хрустальным иконостасом. Граница Российской империи «в 30-50 саженях за Задворками Швецова» [16, с.9], но граница как бы несуществующая, совершенно открытая для местных жителей. Здесь не было бедных, здесь имели право жить только состоятельные и очень состоятельные семейства.
Царившие в Кяхте нравы выглядели несколько странными для посторонних: «...На празднествах и приемах приезжих удивляла демократичность, когда в доме миллионера «на застолье можно было встретить брата ремесленника, около модной дамы, которой присылают туалеты из Москвы или Парижа, сидела какая-нибудь бедная кузина или тетка с платком на голове» [23]. Это была атмосфера одной большой семьи («...все кяхтинцы были между собой в дружеских отношениях» [19, с.57]), где невольно если не стирались полностью, то во всяком случае сильно нивелировались сословные различия.
Во-вторых, сам Швецов заметно выделялся из своего кяхтинского окружения. «…А.В. Швецов – был европеец, владел английским языком. Он приехал в Кяхту в начале 70-х гг. и не пустил там глубоким корней, а потом переселился в Швейцарию, где и умер. У Швецовых в Москве и в Туркестане были большие дела, между прочим они владели Кокоревкой…» [19, с.55]. И видимо именно к А.В. Швецову относится следующее царившее среди томских купцов мнение «...а про Кяхту и говорить не приходится, там купцы – англичане»…» [23].
В самом деле, в кяхтинском быте семьи Швецовых не было и тени провинциальности, это был даже не «столичный» дом, но «европейский» в самом широком понимании этого слова.
 «Аппартаменты кяхтинцев были обширны <...>. Комнаты были всегда со вкусом мебелированы, и аляповатости мебелировки купеческих семей России я не встречал в Кяхте. Картины, библиотека, музыкальные инструменты, биллиарды, иногда зимний сад и всегда роскошные комнатные растения, какие я редко встречал даже в России...» [19, с.10].
Подтверждение этму общему наблюдению Попова – фотография в кяхтинском особняке Швецовых [34]. Парадная двойная зала амфиладой, арка проема убрана  деревянными панелями с резным гербом наверху, на полу хорошо начищенный паркет, вся мебель тонкой резной работы, хрустальная люстра, много растений – в больших кадках высокие под потолок фикус и веерная пальма. Комната залита солнечным светом, проникающим из сада через необычные для Сибири высокие от пола до потолка окна. Идет игра в карты – за столом невысокого роста А.В. Швецов в светлом сюртуке, здесь же его супруга Екатерина Ивановна, немолодой чиновник в мундире и полная женщина. На лицах игроков хитрые улыбки. Вдалеке у окна стоят три молодые женщины в светлом – по всей видимости,  взрослые сестры Швецовы. Во всем атмосфера спокойного послеобеденного времяпрепровождения...
Фотографий начала ХХ в. в архиве [34] много: бытовые сценки в доме, в саду, на прогулках, виды Кяхты и её окрестностей... Причем это не просто любительские снимки, но  «стерео открытки» – наклеенные на толстый картон двойные фотографии, сделанные специальным сдвоенным аппаратом и предназначенные для просмотра в бинокуляре. Это модно в Париже, где специализированные магазины предлагают различные модели «стереоциклов» от 300 до 600 франков... 
В конторе ведутся приходно-расходные книги отпечатанные на французском и выписанные из Константинополя от Zellich Frères. У маленьких внуков и внучек в доме Швецовых – свои детские велосипеды. Со вкусом сделанные фотоальбомы о каникулах в Китае – Шанхай, Пекин... На снимках веселится и дурачится молодежь – смешные позы, игривые подписи.
Не только в Москву, но и вообще в Европу Швецовы ездят часто, по делам и на отдых целым семейством. А путешествия, как и образование, сильно меняет отношение к сословным предрассудкам.

[Максим-78]

« Жена Мария с детьми »
Так что, если разобраться, брак Марии Алексеевны Швецовой (24.10.1887-12.9.1964) и Николая Константиновича Токмакова не выглядит таким уж совсем невероятным событием.
«Дети <кяхтинских купцов> росли самостоятельно, свободно, и только, кажется, у Швецова и Немчинова были гувернантки. Дети учились в реальном училище и в гимназии и сходились с детьми мещан, служащих, и это никого не шокировало...» [19, с.57].
«В Кяхте не гнались за партией, чтобы пристроить дочь или взять невестку в дом. Дочери миллионеров сплошь и рядом выходили замуж за учителей, офицеров, служащих и др., а сыновья женились на учительницах, гувернантках, дочерях своих служащих, китаянках и т.д.» [19, с.57]. Так, например, в доме самих Швецовых жила и давала уроки детям Елена Михайловна Буйвид (родная сестра инженера П.М. Буйвида, управляющего пароходной компанией Немчинова на Байкале), вышедшая впоследствии замуж за единственного сына и наследника Я.А. Немчинова.
Где и при каких обстоятельствах смогли познакомиться 30-ти летний казачий офицер из Читы и 20-ти летняя дочь кяхтинского миллионера, нам не известно. Но интересно воспоминание самой М.А. Токмаковой (Швецовой) о финале этой романтической истории: «Я сидела на терассе за фортепиано у раскрытого окна, когда неожиданно подъехал на коне Николай...» Одним словом, офицер Токмаков просто напросто... выкрал свою будущую жену из родительского дома и увез в Акшу, где у него был свой небольшой дом (ул. Нагорная, квартал 5, владение 3, номер кварт. 1, комнат 3, отопление печами, камин [36]).
Неизвестно, насколько правдива эта красивая семейная легенда и много ли в ней «женского вымысла». Но как бы то ни было, в памяти осевших позднее во Франции потомков Швецовых тот столетней давности брак Марии и Николая навсегда запомнился именно как mauvais mariage (фр. – неправильный, неравный брак). Причину этого отношения никто из ныне здравствующих представителей рода Швецовых, конечно, уже не знает, но фраза живет до сих пор, что делает ее особенно ценной, как доказательство правдивости.
Быть может, такое неприятие изначально возникло из-за упоминаемого Поповым характерного явлением тех лет: «Купеческая гордость вызывала у кяхтинцев <...> пренебрежительное отношение к чиновничеству и особенно к офицерству... Изысканно-вежливое отношение, – но и в этом отношении чувствовалось какое-то – «я выше вас»...» [19, с.58]. Хотя, с другой стороны, кому из родителей прийдется по душе такого рода событие!
Побег из Кяхты приходится, по всей видимости, на июнь-июль 1909 г. Во-первых, в иное время года трудно представить себе девушку сидящую в этих краях на терассе у раскрытого окна. Во-вторых, первенец Токмаковых родился в январе 1911 г.
В конце 1909 г. Николай Токмаков [38 с.608] подает в отставку, Вызвано ли было это решение лишь семейными обстоятельствами, или же повлияло серьезное ранение в левую руку, полученное в июне 1904 г. (несмотря на лечение, рука перестала сгибаться, что для офицера конного полка фактически означало конец полноценной военной карьеры). Как бы то ни было, но только сотник (хотя, скорее всего, при отставке ему был присвоен очередной чин подъесаула) Н.К. Токмаков покидает родной 1-й Читинский полк ЗабКВ. В Общем списке офицерским чинам русской императорской армии на 1.1.1910 г. он уже не значится [39 с.635]. Не был он призван и в 1914 г. – по-видимому, по инвалидности.
Сохранился парадный портрет четы Токмаковых, относящийся предположительно к этому времени. Точнее, это БЫЛ их совместный портрет, ибо до сегодняшнего дня дошла только правая половина снимка с Николаем Токмаковым в полный рост в военной форме со всеми наградами (униформа старого образца и позволила приблизительно датировать снимок). Левая рука (с черной перевязью выше локтя) придерживает шашку, правая же покоится на спинке кресла, в котором сидела Мария Алексеевна. Рассказанная ею самой история забавна, ибо выдает характер молодой супруги (вполне способной на побег с полюбившимся офицером).
Когда фотограф из ателье прислал отпечатанный портрет, Марии ужасно не понравилось, как... на ней выглядела шляпка. В сердцах она тут же схватила ножницы и мгновенно (торопясь, неаккуратно) отрезала свое изображение. Только и остались что кусок спинки кресла с рукой Николая да подол длинного платья на полу.
Много позже уже в эмиграции была заказана копия обветшавшего к тому времени оригинала. Французский мастер добросовестно выполнил заказ, заретушировав погрешности, раскрасив форму и ордена (раскрасил, надо заметить, со знанием дела, цвета вышли довольно близкими к оригинальным). А вместо уничтоженного кресла с сидящей на ней женщиной ретушер изобразил... стол, покрытый скатертью (так исчез подол юбки) с лежащей на нем книгой (в которую превратилась бывшая спинка кресла).   
Двое старших детей Токмаковых – Василий (14.1.1911-8.4.1982) и Лидия (25.6.1912-18.11.2004) – родились в Акше. Скорее всего, этот самостоятельный период 1909-1913 гг. был для молодой семьи не из простых. Но в конце концов примирение с родителями невесты состоялось, и двое младших сыновей – Николай (30.9.1915-9.9.1960) и Алексей (19.1.1918-7.4.1959) – родились уже в Кяхте в доме Швецовых.

[Максим-78]

« Гражданская...»
Привычное течение жизни изменилось не вдруг. Забайкалье и Дальний Восток – периферия Империи – на долгие четыре года (1917-1921) стали театром событий и драматических, и, в какой-то мере, поистине хаотических. Слишком далеко от столиц, слишком самобытны условия, слишком велики пространства, слишком много по ту сторону границы желающих поучаствовать в «разделе пирога» – все это еще больше запутывало и без того беспокойный ритм наступившей жизни. Даже анализ наиболее значительных событий тех лет и тот представляет серьезные трудности, что уж говорить о жизни отдельных семей, невольно вовлеченных в водоворот событий.
Конкретных фактов о Судьба Швецовых-Токмаковых в годы гражданской войны, к сожалению, пока удалось собрать мало. Однако, дополненные косвенными данными, они, тем не менее, позволяют выстроить ряд более-менее непротиворечивых гипотез, проверка которых ещё предстоит.

[Максим-78]

« Расстрелян в Красных казармах »
Массовые расстрелы в так называемых (из-за цвета кирпича) Красных казармах Троицкосавска, к которому административно относилась Кяхта, действительно имели место в период «семёновщины». Под руководством сотника Соломахи с 20.12.1919 г. по 9.1.1920 г. здесь без суда и следствия было убито свыше полутора тысяч «красных» военнопленных и «неблагонадежных элементов».
Трудно, однако, предположить, что зять мультимиллионера и бывший кадровый офицер императорской армии Николай Токмаков мог быть арестован в Кяхте за свои симпатии к большевикам. Хотя, в атмосфере террора и безвластия, от произвола никто не защищен. К тому же и миллионы тестя вполне могли стать причиной ареста.
Окончательно же версию гибели Н. Токмакова во время Троицкосавской трагедии опроверг «Список 66 «унгерновцев», заключенных в Иркутской тюрьме с 3 августа по 5 октября 1921 г.», где под №39 значился некто... Токмаков Николай Константинович [40, с.352]. Наконец, в ГАКК в фонде Р-157 «Иркутская губернская тюрьма» [41] было выявлено дело упомянутого Токмакова (орфография частично исправлена): «Дело: Токмаков Николай Константинович. Прибыл на ст. Иркутск 3.9.1921 г. Уроженец Заб. обл. Акшинского уезда ст. Могойтуевской, 40 лет, казак, отец Константин Максимович, 82 года живет в ст. Могойтуевской, брат Илья, 50 лет, сестра Татьяна, 40 лет, живут в Чите угол Нагорной и Албазинской. Рост 2 арш. 5 вер., особые приметы: глаза серые, волосы и усы черные, ограниченное движение левой руки. Образование домашнее, бухгалтер, работал 1 год / отбывал службу у Унгерна. Арестован в Урге 10.8.1921 г. особым отделом  дивизии». Сомнений нет – имеется в виду «наш» Н.К. Токмаков.
Мог ли Николай Токмаков действительно «служить у Унгерна»? Теоретически – мог. И тут возможны, по крайней мере, три версии.
Ян Строд, командир эскадрона у Каландаришвили, в своих воспоминаниях от 1926 года [30] так описывает события, происходящие в а вгусте-октябре 1920 г. в районе г. Акша, где незадолго до этого были сосредоточены основные подразделения Унгерна.
<сентябрь 1920 г.> «...Унгерн со своей дивизией ушел из этого района… здесь же остались: один казачий полк под командой полковника Токмакова и монгольско-обурятский конный отряд под командой есаула Танхая...»; «...из слов пленных выяснилось, что из семеновских частей здесь действует 12-й Читинский казачий полк, численностью около 1500 чел. под командой полковника Токмакова…»; «...после ухода Унгерна <в середине августа 1920 г.> сюда <в ст. Кыра> прибыл 12-й Читинский казачий полк – это другой народ, лучше...»; «...в ночь перед боем Токмаков перебросил две группы в станицу Верхний-Ульхун... Токмаков же с остатками белых бежал в сторону Читы в гор. Акшу.»
<1 октября 1920 г.> «...Тонким слоем покрыл землю выпавший снег, в следствие чего на белом фоне резко выделялись наступавшие на Акшу наши цепи. Город еще не просыпался, только из двух-трех труб шел дым… Жители встретили нас очень хорошо… Одна только семья полковника Токмакова была настроена панически и, когда туда зашли партизаны, жена полковника бросилась на колени, умоляя убить ее, но пощадить двух детей – мальчика и девочку лет 6 и 8. Когда же ее совершенно не тронули, даже не арестовали – это было для нее полной неожиданностью и целым событием для города… Токмаков уехал, но обещал вернуться через пару дней с большим подкреплением… Часть казаков 12-го полка разошлась по домам, сотня сложила оружие, главные же силы ушли другой дорогой к границе Маньчжурии, миновав Акшу...»
В самом деле, ещё 28 октября 1919 г. по приказу Семенова охранные казачьи сотни были сведены по четыре в шесть полков (с 9-го по 14-й), и 12-й Читинский полк (ком. войск. ст. Лавров) действительно дислоцировался в Акше. Полки создавались на местах фактически для самообороны станиц «от партизан». Потребовалось даже специальное разъяснение Семенова на этот счет: «Самоохранные полки не считать пришитыми к своим станицам и защищающими только свои личные интересы...». С началом же полевых работ (6 июля 1920 г.) все самоохранные полки были распущены [40, с.126]
То есть во время описываемых выше событий 12-й Читинский полк по крайней мере официально уже не существовал. Но Строд его постоянно упоминает, неоднократно отмечая при этом, что казаки полка – «свои», что «это другой народ, лучше...», что сотни Токмакова всячески старались избегать открытого столкновения с отрядами красных, а после взятия Читы «часть казаков полка разошлась по домам, сотня сложила оружие...» [30].  Про то же самое пишет и. Макеев: «..Тапхаев пошел в сторону Кыры. Сюда подошел также 12-й читинский казачий полк Токмакова. Читинцы удерживали тапхаевцев от грабежей...» [42].
Создается впечатление, что речь здесь идет о некоем самостоятельно созданном в июле-сентябре 1921 г. станичниками Акшинского уезда отряде (полке) самообороны, командиром которого был выбран просто старший из имеющихся здесь на данный момент офицеров. То есть «полковник» в данном случае может означать просто «командир», а не звание. Причем командиром «полка» в то время вполне мог стать и подъесаул – самоохранным 9-м полком в ст. Доно командовал подъесаул В. Токмаков, а 14-м в с. Нерчинский Завод – подъесаул М. Рожнев.
Николай Токмаков был коренным жителем этих мест, тут он родился, вырос и много лет служил в 1-м Читинском полку – то есть для казаком уезда он был «свой». К тому же, отец и старшие братья Токмаковы пользовались авторитетом среди местного населения. В Акше у Н.К. Токмакова был свой дом, здесь он жил с семьей, здесь родились его сын и дочь, которым – странное совпадение – на время описываемых Стродом событий было именно 8 и 6 лет. Кстати, других домовладельцев Токмаковых, попадающих под описание Строда, в то время в Акше не было [36].
Можно предположить, что у Строда упоминается именно «наш» Н.К. Токмаков, и что после описываемых событий, тот с частью казаков ушел в Монголию, присоединившись там (или нет) к армии Унгерна. Неувязка однако заключается в том, что в существующей на сегодняшний день богатой библиографии, посвященной Унгерну, формирование подъесаула Н.К. Токмакова нигде не упоминается. А ведь барон испытывал острую нехватку в силе и офицерах, и потому наличие казачьего полка или пусть даже одной-двух сотен не могло остаться никак не отмеченным в документах эпохи.
По другой версии, именно в силу упомянутой нехватки сил в армии барона фон Унгерна, отставной подъесаул Н.К. Токмаков мог быть (насильно) мобилизован.
По всей видимости, после отставки в 1910 г. Н. Токмаков занялся коммерцией – в Акше у его отца было свое дело по продаже американской сельхозтехники, наверняка требовался помощник, и взрослый сын был здесь очень кстати. На фотографии 1913 (?) г. Николай Токмаков уже в штатском и выглядит больше именно коммерсантом, чем военным.
Приблизительно с 1913 г. семейные отношения с семьей Швецовых были восстановлены, и Токмаковы переехали в Кяхту. По времени это совпадает с расширением торговой деятельности дома «А.В. Швецов и сыновья» в северной и центральной Монголии. Обороты росли, и здесь тоже нужен был «свой» человек. Есть все основания предполагать, что Н. Токмаков и стал одним из поверенных в делах, осуществлявшим контроль за частью торговой деятельностью Швецовых в Монголии.
В своих воспоминаниях И. Серебренников [43] рассказывает о событиях весны 1921 г. в русской колонии Заин-Шаби в Центральной Монголии: «...В феврале 1921 года барон Унгерн взял Ургу... полковник Казагранди вошел в подчинение барону и получил от него и монгольских властей большие полномочия, с правом производить мобилизацию русского и бурятского населения... к отряду начали добровольно присоединяться мелкие группы русских военных, скитавшихся по Монголии, а по мобилизации, поддерживаемой террором, русские из местных жителей, колонистов и торговых людей. После взятия... Урги часть китайских солдат... рассеялась мелкими партиями по стране... Так, в Заин-Шаби... к половине февраля 1921 года собралось около 300 китайских беглых солдат, представляя своей численностью угрозу для общественной безопасности заин-шабинского населения. Особенно сильно начала тревожиться местная немногочисленная русская колония, в которой насчитывалось с женщинами и детьми 80 человек... Было созвано совещание всех русских жителей... Собрались в доме торговой фирмы Швецова... Женщины, дети и вообще все русские жители Заин-Шаби собрались вместе в обширном доме Швецова, который вскоре был плотно забаррикадирован кипами шерсти... На рассвете собравшиеся в своем форте – доме Швецова, русские, участники самообороны, начали... отстреливаться от китайских солдат... Перестрелка длилась три дня... Только на десятый день после начала осады в Заин-Шаби вошел отряд полковника Казагранди... На другой же день Казагранди объявил мобилизацию русского населения, которая производилась очень простым способом. Когда, в начале призыва, несколько колонистов из числа призванных пробовали заявить Казагранди, что они не желают служить в его отряде, они были уведены один за другим и зарублены. Остальным русским, узнавшим об этом, не оставалось ничего другого, как выразить добровольно полковнику Казагранди свое желание вступить в его отряд».
То же происходило и в самой Урге, где мобилизация «...вылилась в бессистемное хватание на улицах первых попавшихся – тех, кто приехал в Ургу по торговым делам или поклониться столичным святыням. Они, само собой, бежали, и повешенные за попытку дезертирства исчислялись десятками...»; «За несколько дней до похода <21.5.1921> была проведена последняя мобилизация. Унгерн выскребал остатки способных носить оружие. На этот раз подошла очередь резидентов различных ургинских торговых фирм. Их собрали человек двести. Все были построены на главной улице, которую русские называли «Широкой». В сопровождении адъютанта Унгерн пошел вдоль строя, расспрашивая каждого о возрасте, занятиях, военных навыках и т. д. Адъютант делал пометки в блокноте, кого взять. Годных оказалось немного, не более полусотни» [45]. Так что бывший офицер вполне мог попасть под такого рода мобилизацию.
Задумаемся, однако, над деталями дела заключенного Токмакова. Урга была занята революционными войсками и частями Красной армии 6-8 июля 1921 г. Н.К. Токмаков же был арестован здесь лишь месяц спустя. Если даже предположить, что по той или иной причине он состоял на военной службе у Унгерна, то почему тогда не участвовал в походе на Кяхту, а остался в Урге? А если участвовал и потом каким-то образом вернулся, то почему не попытался покинуть город после его захвата красными? Наконец, почему в протоколе допроса нет ни слова о военной службе арестованного? Если бы Токмаков на самом деле служил у Унгерна офицером, то тому в Урге, безусловно, нашлись бы свидетели. Никак не упоминается в деле и факт службы Токмакова в 1-м Читинском полку ЗабКВ. В материалах допроса говорится лишь о его домашнем образовании (а не в Иркутском юнкерском училище) и о бухгалтерской деятельности в течение последнего года. То есть по материалам дела, подсудимый Токмаков, однозначно – гражданское лицо.
А посему наиболее вероятной нам представляется третья версия ареста Н.К. Токмакова, согласно которой он оказался невольно вовлеченным в происходящие в Урге события 1921 г. не как военный, но как коммерсант и представитель торгового дома Швецовых.
Воспоминания непосредственных свидетелей тех трагическмх событий [42, 44] подробно проанализированы Юзефовичем в [45] и дают наглядное представление об условиях жизни в Урге в феврале-июне 1921 г.
«...к живущим в Монголии купцам... он  <Унгерн> относился с подозрением и... говорил, что «честному человеку и у себя на родине можно хорошо прожить»; «Унгерн не признает <независимой> торговли, промышленности. Все должно сосредоточиваться в его интендантстве... работой считается только служба в его отряде, в армии…»
«Появились охотники за богатыми людьми… Приставленные к ургинским коммерсантам соглядатаи ловили их на запрещенных торговых операциях, просто на неосторожно оброненном слове. Такие приемы... позволяли пополнять казну… Известный всей Монголии скупщик пушнины Носков, доверенное лицо богатейшей лондонской фирмы Бидермана… фанатически преданный своему далекому английскому хозяину, не знавший других интересов кроме интересов фирмы… Когда в Азиатской дивизии кончились деньги, Носкова сделали дойной коровой. У него постоянно требовали якобы взаймы. Он давал, понимая, что отказать нельзя, но однажды сорвался и принародно сказал все, что думает о бароне и его компании. Тут же он был арестован… На восьмой день пыток Носков сошел с ума и был застрелен… Пушнину со складов конфисковали и продали по дешевке, но на дома, принадлежавшие Носкову и фирме, покупателей не находилось. Их силой навязали ургинским коммерсантам. Отказаться от покупки – значило подписать себе смертный приговор…»
«...вырваться из Урги в Китай... к морю, к железной дороге. Об этом тогда мечтали все русские беженцы в Монголии, но Унгерн под страхом смерти никому не разрешал покидать столицу».
Если предположить, что Н.К. Токмаков по тем или иным причинам оказался в Урге во время оккупации ее Унгерном, у него не было никаких шансов ее покинуть. Как относительно молодой мужчина и бывший офицер, он, конечно, попадал под мобилизацию. Однако у Унгерна в отряде были только конные соединения, так что несгибающаяся левая рука спасала от участия в походе на Кяхту. Однако в этом случае Токмаков мог быть привлечен к той или иной интендантской службе.
В оккупированной Урге в срочном порядке были созданы мастерские по пошиву униформы, для чего требовалось сырье, в том числе шерсть и кожа, имевшиеся на складах Швецовых. Кроме того у Унгерна были планы пополнения казны за счет продажи в Манчьжурию шерсти и кож [44]. Так что и тут существующая уже закупочная сеть Швецовых могла пригодиться.
У нас нет на сегодняшний день достоверных доказательств службы Н. Токмакова у Унгерна. Хотя представляется очевидным, что в обстановке полного хаоса и террора, царившего в Урге в первой половине 1921 г. никто не был застрахован от последующих обвинений в сотрудничестве с оккупантам.
После ухода Унгерна из города в конце мая 1921 г., ситуация в Урге оставалась тревожной и неопределенной. «Урга затаилась в страхе. Говорили, что перед уходом Унгерна будут перебиты... все, кто не выказывал должного патриотического усердия. Курсировал и другой слух о том, что... дан список лиц, подлежащих уничтожению... Почти каждый состоятельный, занимавший какую-то должность и просто образованный человек... был убежден, что в этом списке есть и его фамилия. Действительно, как только Азиатская дивизия ушла из Урги, по городу прокатилась последняя полоса репрессий... были убиты несколько... в небольших чинах офицеров, под разными предлогами сумевших избежать участия в походе...» [45] Так что вряд ли у кого-то из обитателей возникали мысли о побеге. Люди просто ждали. Так в страхе и неведении прошел июнь.
Урга была взята 5-6 июля 1921 г. войсками экспедиционного корпуса под командованием К.А. Неймана – нач. 35-й стрелковой дивизии, входившей в состав 5-й армии, особый отдел которой располагался в Иркутске (где, кстати, также имеются свои Красные казармы). «Постановление от 8.9.1921 г. – Иркутский ГубЧК, рассмотрев дело по обвинению гр. Токмакова Николая Константиновича в службе у Унгерна, мерой пересечения постановил арест»; «Справка – Токмаков Николай Константинович отправлен с вещами в особый отдел 13.9.1921 г. согласно отнош. №1464 см. д. 4722» [41].
20 августа 1921 г. был арестован барон фон Унгерн, 26 августа Ленин приказал «провести <суд> с максимальной скоростью и расстрелять» арестованного, доставленного сначала в Иркутск (все в тот же особый отдел 5-й армии) и затем переправленного в Новониколаевск, где Унгерне был «судим» и расстрелян 15 сентября. Так что заключение в Иркутскую тюрьму 3 сентября, обвинение в «унгерновщине» (каким бы оно ни было – обоснованным или нет) 8 сентября и передача в особый отдел 13 сентября – ничего хорошего для осужденного это означать не может.

[Максим-78]

« Бежала за границу»
Здесь представляется важным сопоставить семейную легенду Токмаковых, оставшихся после революции в России, с той, что известна сегодня прямым потомкам Токмаковых-Швецовых, с середины 1920-х годов проживающих во Франции. За последние сто лет эти ветви рода никогда не пересекались, даже не зная о существовании друг друга. А потому информация, содержащаяся в двух семейных легендах, претерпела совершенно разные и независимые метаморфозы.
По воспоминаниям Лидии Николаевны Токмаковой, после ареста мужа, Мария Токмакова (Швецова) «была предупреждена одним знакомым, что если она с детьми немедленно не уедет <из Кяхты?>, то ей грозит та же участь – арест...». Лидия Николаевна рассказывала, что «...ехали через пустыню Гоби, очень долго, медленно, подолгу задерживались и ночевали в юртах у монголов...». Детские воспоминания сохранили картины холода, снега в степи – туалетов в юртах, разумеется, не было, и дети «выбегали на улицу на мороз, где все замерзало...». Трудно представить, что Мария с маленькими детьми на руках (младшему 3,5 года) могла решиться на такой побег через Монголию среди зимы. Скорее всего, речь идет об осени – первый снег в тех краях часто выпадает уже к концу сентября. Что совпадает по времени с Иркутским заключением Н.К. Токмакова.

Портрет молодого Иннокентия Алексеевича Швецова (9.8.1893-26.1.1934) «Кенушка, Шанхай 1920 г. Перед отъездом в Триест...» – добротное зимнее пальто, высокие сапоги-краги со шнуровкой, шляпа и газета в руках – крупный заголовок: «Одесса при Деникине». Грустный взгляд куда-то вдаль, в сторону от объектива. Уезжает навсегда, впереди изгнание... Это, по-видимому, январь 1920 г. [34].

[Максим-78]

К старости А.В. Швецов действительно стал стремительно терять зрение (говорят, сказался сильный удар головой о лед во время катания с гор в Усть-Киране, где у якхтинцев были дачи). Ездили за границу на лечение, но европейские знаменитости не помогли, и в конце жизни Алексей Васильевич практически полностью ослеп. В своих воспоминаниях [19, с.55] Попов упоминает местом кончины А.В. Швецова Швейцарию и год – 1912. К настоящему времени перепроверить эти данные не удалось. Тем не менее, А.В. Швецов действительно отсутствует на более поздних семейных фотографиях. И в воспоминаниях живущих во Франции потомков Швецова сохранилось упоминание о неком handicape grave (фр. – тяжелой инвалидности) Алексея Васильевича.

[Максим-78]

Автор выражает искреннюю благодарность за бескорыстную помощь Nicole Leonardo (Франция), Mercedes Paoli (Франция), Dany Savelli (Франция), Инне Собенниковой (Москва), Надежде Стояновой (Москва), Павлу Новикову (Иркутск), Вячеславу Иванову (Иркутск), Александру Старцеву (Барнаул), Дмитрию Николаеву (Москва), Олегу Чистякову (Москва), Леониду Юзефовичу (Москва), Татьяне Шильниковой (Чита), Сергею Кузьмину (Москва), Юрию Ярину (Германия), Вячеславу Москвитину (Кяхта).

Библиографический список
1.   С.П. Крашенинников в Сибири. Неопубликованные материалы. / Отв.ред. член-корр. АН СССР А.П. Окладников. – М.-Л.: «Наука» , 1966
2.   Щербачев А. Исторические сведения – СПб., 1898
3.   Высочайше учрежденная под председательством статс-секретаря Куломзина Комиссия для исследования землевладения и землепользования в Забайкальской области. Материалы. Вып. 6, 1898
4.   Зуев А. С. Русское казачество Забайкалья во второй четверти XVIII – первой половине XIX вв. Новосибирск, 1994. 191 c.
5.   Частный архив Ю.М. Ярина (Германия).
6.   ГАЗК, ф.282, оп.1
7.   Паллас П.С. Путешествия по разным провинциям Российского государства, СПб., 1773-1788ь ч.2, с. 505-517
8.   «Казанские известия» №№101-105, Казань 1816
9.   Сибирский торгово-промышленный календарь, Томск, 1898
10.   Памятные книжки Забайкальской области, Чита, 1871-1914
11.   ГАКК, ф.Р-157, оп.3, д.16543, л.1об
12.   ГАЗК, ф.19, оп.3, д.117
13.   Смирнов Н. Забайкальское казачество – М. Вече, 2008 – 544 с.
14.   «Разведчикъ» №713, 22 июня 1904 г., с.650
15.   Краткая энциклопедия по истории купечества и коммерции Сибири. Новосибирск, 1999, т. 4
16.   Солопий Л.А. Крупная буржуазия Забайкальской области в 19 веке. Дисс. Канд. ист. наук. – Томск, 1978
17.   Справочная книга о лицах, получивших в 1892 г. Купеческие свидетельства по 1-й и 2-й гильдиям в Москве – М. 1892
18.   ГАСО. Ф. 646. Оп. 1. Д. 19. Л. 222–224
19.   Попов И.И. Минувшее и пережитое – Изд. Колос, Ленинград, 1924
20.   Рабинович Г.Х., Солопий Л.А. Крупная буржуазия Забайкалья в конце ХIХ – начале XX вв. – Томск, 1976
21.   Боханов А.Н. Деловая элита России 1914 г. М., 1994
22.   Газета «Байкал» №1, 1 июня 1897 г. – Кяхта.
23.   Жиров А.А. Купеческая слобода Кяхта и ее обитатели – Процессы урбанизации в Центральной России и Сибири: сборник статей / под ред. В.А. Скубневского. – Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 2005
24.   Осокин Г.М. На границе Монголии – Изд. Суворина, С.-Петербург, 1906
25.   Старцев А.В. Организация русской торговли в Монголии во второй половине XIX – начале XX вв.
26.   Старцев А.В. Русские предприниматели в Монголии: социальный облик и общественно культурная деятельность
27.   Старцев А.В. Численность и состав русских предпринимателей в Монголии во второй половине XIX – начале XX в.
28.   Ренье К. Последний из могикан русского холма. Perspective №2 (65) 2010 – Marseille
29.   Dupouy R. et al. Les Russes de La Favière – Réseau Lalan 2004, Le Lavandou
30.   Строд И. Унгерновщина и семеновщина (1920-1921 гг.) – «Пролетарская революция» №9 (56), 1926, с.98-149
31.   Новиков П.А.Восточно-сибирские воинские соединения в войнах 1-й четверти XX века – дисс. д.и.н. / 2009 Иркутск
32.   Частный архив Н.Стояновой (Москва)
33.   Частный архив И.О.Собенниковой (Москва)
34.   Частный архив Nicole Leonardo (Франция)
35.   Частный архив Mercedes Paoli (Франция)
36.   ГАЗК ф.19, оп. 3, д. 117
37.   Воспоминания В. Москвитина (Кяхта) – правнучатого племянника Лукерии (Луканы) Васильевны Власовой – экономки семьи Швецовых, сопровождавшей А.В. Швецова в его поездках на лечение за границу.
38.   Общий список офицерским чинам русской императорской армии. Составлен по 1-е января 1909 г. – СПб, 1909
39.   Общий список офицерским чинам русской императорской армии. Составлен по 1-е января 1910 г. – СПб, 1910
40.   Новиков П.А. Гражданская война в Восточной Сибири – М. Центрполиграф 2005
41.   ГАКК ф.Р-157, оп.3, д.16543, лл.1-3
42.   Макеев А.С. Бог Войны Барон Унгерн – Шанхай, 1934
43.   Серебренников И. Великий отход. Рассеяние по Азии белых русских армий, 1919-1923 – Харбин, 1936
44.   Dmitri Perchine, L’épopée du baron Ungern-Sternberg en Mongolie / Dani Savelli – Besançon 2010
45.   Юзефович Л.А. Самодержец пустыни. – М. 1993

[Иван Белокрылов]

Максим, спасибо!
лепота!
Обратил внимание на несоответствие в датах. ставлю их по порядку.

...Арестован в Урге 10.8.1921 г. особым отделом  дивизии»....

...Иркутской тюрьме с 3 августа по 5 октября 1921 г.», где под №39 значился некто... Токмаков Николай Константинович [40, с.352].

... Прибыл на ст. Иркутск 3.9.1921 г.

тут где-то опечатки или путаница небольшая из-за дат по старому и новому стилям.
Или же все нужно понимать так: арестован в Урге 10 августа, в Иркутск доставили 3 сентября. А дата с 5 августа разумеет, что среди арестантов были и те, кто попал в тюрьму и в этот день и позже.

[Максим-78]

Здравствуйте, Иван. Спасибо. Да нет, тут опечаток нет. Именно ТАК написано в трех документах. Путаница, конечно, но она говорит о важном - все делалось скопом, наспех, всех под одну гребенку, быстро и пр.

[chernykh]

Здравствуйте Максим,
замечательное расследование, поздравляю, читается на одном дыхании, спасибо,
возможно имеет смысл продублировать все в теме Токмаковы, для дальнейшей дискусии.
Уменя есть несколько соображений, которые возможно несколько дополнят Ваш рассказ

1. когда Вы описываете ареал проживания Токмаковых, то наверное имеет смысл указать станицу Цасучеевскую, как возможно первичный центр проживания и дальнейшего распространения Токмаковых в Забайкалье. Если посмотреть в дерво (на которе Вы ссылаетесь), то многие точнее большинство из внуков Токмакова Степана Никитича(второе колено), к которым относится и Ваш прадед Костантин Максимович, проживали в Цасучее, потом очевидно в 17-18 веке Токмаковы расселились веером по всему Южному и Южно-восточному Забайкалью включая также все Чинданты, Хада-булак и уже названные Вами станицы.

2. Что касается Токмаковых указанных в Разведчике и некоторых других Источниках, то опознать Николая Костантиновича достоверно можно практически только в одном сообщении по ранению. В дереве цасучеевских Токмаковых присутствует 17 Николаев Токмаковых, разуметтся не все подходят по возрасту, но есть и возможные альтернативы. А учитывая, что в 1 Читинском полку служило много Токмаковых из например Цасучея, Чинданта 2 то можно легко предположить, что в японскую были и другие хорунжие Токмаковы. Тоже относится и к полковнику Токмакову (красивое предположение, но нужно искать дальше) нехватка офицерских кадров была острой и началась она еще с первой мировой. Так например мой двоюродный дед Михаил Павлович Черных будучи 19 лет командовал сотней 2 го нерчинского полка в звании хорунжего в 1917 году. Так что вероятность что Ваши предположения попадают в цель очень высока.

3. по поводу знакомства Николая Константиновича с Марией Алексеевной у меня тоже есть альтернативное предположение.
Вы  не упоминаете еще одних очень состоятельных Токмаковых их Кяхты, а именно семью купца Федора Ивановича Токмакова. Это была очень интересная семья. Сам Федор Иванович хорошо знал декабристов Бестужевых и был близким дргугом Алексея Николаевича Старцева (Бестужева) его сын Сергей Федорович был женат его дочери Елизавете. Семья сделала превичный капитал на чае а потом вместе со Старцевыми на равных паях владели Пароходной компанией, и когда Федор Иванович Токамаков заболел предположительно туберкулезом они переехали в Крым где занились еще и виноделием. Было даже Токмаковское вино (этикетку можно скачать из интернета) Алуштинский винодельческий завод это прямой преемник Токмаковской винодельни. Образованные люди и меценаты их усадбу посещали и там гостили Горький, Куприн, Рахманинов, Шаляпин и другие, как бы теперь сказали промененеты (данные из разных источников но большинство из книги Бараева "Древо: декабристы и семейство Кандинских"). К сожалению мне пока не удается соединить этих Токмаковых с Цасучеевским, но думаю это просто вопрос времени. И если это так, то Николай Константинович, как бизкий  родственник, мог быть вхож в семью Швецовых и там познакомиться со своей будущей женой, и сословное несоответствие тоже в данной ситуации отсутствует. Обратите внимание что Швецовы и Токмаковы поднялись на чае, темже занимались и Старцевы, конкуренты? или скорее всего партнеры по бизнесу. Тогда и браки между ними понятны.

с большим приветом
Юрий


 

[Максим-78]

Рад встрече, Юрий!
Я тут напал на следы участия Никиты (по-моему, надо проверить) Токмакова, в то время Нерчинского конного казака, в Секретной Экспедиции - та самая, которая описывала южные даурские границы. Подозреваю, что именно он потом там и осел. Это - середина 18-го века, не раньше. То есть я в своих рассуждениях "определил" Токмаковых на границе начиная именно с этого периода формирования границы. А потом - веером по границе, это Вы точно заметили.

А насчет ТОГО САМОГО Токмакова что Старцев - это знаю, конечно. Только вряд ли он имеет какое-то отношение к Николаю. Токмаковых в тех краях много. Эти ветви разошлись уже давно (просматривается по Вашему древу), а имущественное положение ОЧЕНЬ разное, Склоняюсь к мысли, что все ж танцы в парке - самая простая и правильная версия. Впрочем...

Эту статью написал для одного сборника в Барнауле, но мне оттуда с осени ни ответа ни привета, так что  я выложил тут. Но с тех пор продвинулся заметно. В частности, найден пропуск, выписанный Марии Токмаковой Монгольским правительством в Урге на год на беспрепятственый проезд по Монголии с детьми и прислугой. Пропуск выдан через три дня после ареста Николая там же в Урге. А заявление на пропуск было подано представителем кяхтинского купечества еще в июле 1921 года. Документ на русском и монгольском, подписан министром иностранных дел монгольского народного правительства... интересно.
Нашел паспорт Марии вплоть до Европы, с печатями, маршрутом...
Работаем :-)
 

[Сутемьев]

а вам непопадались в списках по гражданской войн против Унгерна, Иван Сергеевич Климов (мой прадед) 1893-1948, с 1913 года в действующей царской армии, 1918 вообще неизвестно где он (есть предположение что за белых хотя врятли) а с 1919 по 1922 служил в Кяхте, кем и где и с ке мвоевал неизвестно, (из воспомининий бабушки: ходил в одежде кожанной: кожанные сапоги, галифе, кепка и куртка. Ругался на Семеновцев, называл их Семеновские шкуры. Бабушка говорит что врятли против Унгернра но она может гдето ошибаться или просто забыть), и тут непонятно если в Кяхте то он немог бить Семенова, тот ведь наступал в основном с Маньчжурии, в Кяхте служил при красных.